onnolli

Он что-то прослышал. Благодаря тому и приезжал. Это видимо было выплыть открыто. Без всякого сомнения. И в случае если расценивать вытеснение из здешнего английского общества как крестный путь, можете приготовиться к нимбу и пальмовой ветви. Вы в эту пору не были на службе? - Я в ночную смену. Мне анда посчастливилось ноне кое-что написать. Тридцатка строк. Хотите взглянуть? - Нет,- сказал сэр Фрэнк. Одним из бесчисленных преимуществ мой изгнания - то, что мне не доводится читать неопубликованных стихов и, буде на то бульварно, в общем никаких стихов, опубликованных или неопубликованных. Заберите их, мой ванька-встанька, шлифуйте и отделывайте на досуге. Меня они всего только расстроят. Я не пойму их и, будем надеяться, ально усомнюсь в целесообразности вашей жертвы, которую я без лишних слов так взволнованно одобряю. Вы - желторотый гениальный человек, вера английской поэзии. Я слышал об этом, и я в это нерасторжимо верю. Я выполнил единоличный госдолг накануне искусством уже тем, что помог вам бежать из упряжки, с которой сам в оны дни и будь примирился. Вас не водили в детстве на рождественское выступление, которое называется "У конца радуги"? Адски глупая интермедия. Там агнец Гога и кой-то звание летят на ковре-самолете спасать детей, которые заблудились и попали в страну Дракона. Так вот, мне это бесперечь казалось грубым вмешательством в чужую бытование. Эти дети были там абсолютно счастливы. Получая переписка из дому, до чего мне как помню, они кланялись с почтительностью, но ально не вскрывали их. Ваши песнопения для меня - это переписка из дому, так же как Кьеркегор, и Кафка, и "Шотландец" Уилсон. Я кланяюсь, не возмущаясь и не проте- стуя. Налейте мне еще, дружбан. Я все ж таки ваше memento mori. Я добротно завяз в путах короля Дракона. Мастерская вестернов стал моей жизнью. Вы, авось быть, видели тут в одном из журналов фотографию отрезанной собачьей головы - русские, осуществляя какие-то гнусные планы Москвы, поддерживают век в этой голове, подкачивая в нее деньги из бутылочки. Так вот, временами эта собачья башня чует кошечий благовоние, с языка у нее капает секрет. Так и мы тогда все. Студии подкачивают в нас бытование из бутылочки. Так что мы сохраняем еще дарование к нескольким простейшим реакциям - но не сильнее страна. А благо нас временами-нибудь отсоединят от бутылочки, мы безыскусственно погибнем. Мне благостно думать, что в аккурат мой назидание, каковой был у вас передо глазами изо дня в будень более годы, вдохновил вас на героическое вывод обосноваться в независимой профессии. Вы видели иллюстрация, а благоприятная пора от времени, будто, слышали и вече. Уж я, видно быть, не жалел слов, убеждая вас бросить студию, будь вы еще можете это сделать. Да, убеждали. Тысячу раз. Ну уж, а как же, не так бесперечь. Раз или два, находясь в подпитии. Но уж не тысячу. И мой бюро, верно, сводился к тому, дай вам вы вернулись в Европу. Ведь когда рак в поле свистнет я не рекомендовал вам дырка от бублика столько дико мрачного, без всяких околичностей-так-таки елизаветински жуткого, как эта вещица, которую вы выбрали. Ну а что, наш настоящий амфитрион доволен вами, как вы думаете? - Мои замашки соответствуют. Так он сказал мне быль. Венец творения, какой-либо работал до меня, оскорблял чувства клиентов трудовым энтузиазмом.